Вступление

Футболистам снятся матчи. Причем, как правило, грезятся неудачи. Нападающий всю ночь ворочается во сне и даже отча­янно вскрикивает из-за своих мнимых нелепых промахов лицом к лицу с вратарем соперников. Вратарь, коряво спотыкаясь на выходе, с тоской ощущает во сне собственное бессилие при виде катящегося в его ворота мяча. Защитник догоняет и никак не может догнать нападающего... Его ночи тяжелы, словно на них повисли стопудовые гири; он видит себя со стороны, неуклюже­го, словно слон, явственно слышит оглушающий рев зрителей и бросается в отчаянный подкат, чтобы спасти положение... Но, естественно, не успевает – ведь он боялся, боится и будет бояться именно такой ситуации, так же, как вратарь и нападающий...

Профессионалу-спортсмену, наверное, как никому другому, знакомо именно это чувство обостренной ответственности за про­мах. Потому что победа приходит только к одному, а проиграв­ших всегда больше. Единицы, десятки, сотни, может быть, тысячи, а если иметь в виду болельщиков, то даже сотни тысяч, а то и миллионы. И именно промах, нелепый и оттого обидный, кото­рый может лишить тебя надежд на успех, чаще всего страшит спортсмена, и, возможно, потому именно неудачи грезятся в снах, как ни странно, порой и после побед...

Легендарный Пеле утверждает, что помнит в деталях каждый из своих более чем 1700 голов. О промахах, ошибках, которых, рискнем предположить, даже у короля футбола в его «золотой» биографии было все же больше, Эдсон Эрантес ду Насименто (Пеле) не помнит. Замечательное это свойство человеческой психики – помнить только хорошее. Своеобразный бесплатный охранник-«секьюрити» на общественных началах. Но охрана эта дееспособна только при наличии здоровой психики. Потому врачи-психологи утверждают, что для реализации спортивного таланта, помимо некоторых врожденных качеств, необходимых для успешной соревновательной деятельности, таких, как бы­строта реакции, умение длительное время концентрировать вни­мание на определенной цели, невзирая на внешние раздражите­ли, способность центральной нервной системы (коры больших полушарий головного мозга) подавлять тревожные нервные им­пульсы нервной системы периферической, сигнализирующей о мышечной усталости, чрезвычайно важным фактором является «отсутствие следового эффекта от поражения». То есть умение за­быть о поражении тут же, спустя несколько минут, в крайнем слу­чае – часов. Этот фактор именно психологический, который ни в коем случае нельзя приравнивать к «пофигизму», поскольку последнее есть явление скорее философское – образ мышле­ния, – никакого отношения к спорту попросту не имеющее и, напротив, являющееся по своей сути антагонизмом спорту.

Жизнь спортсмена выдающегося всегда представляет собой цепь удач (пусть их и много) и поражений (пусть и немногочис­ленных). Но лишь величайшие из великих способны не только легко пережить как успех, так и в первую очередь поражение, но и умеют обратить неудачу впоследствии в свою пользу. Михаэль Шумахер в этом смысле действительно велик.

Нам, увы, не дано испытать за рулем машины Формулы-1 то, что испытал он. Никому не дано. И даже если Шумахер задумает собственноручно написать мемуары, картина все равно получит­ся как в анекдоте про Тамерлана, который, будучи стар, крив и хром, однажды решил увековечить себя для истории. Первый из приглашенных им для этой цели – художник романтического направления – написал Хана моложавым и молодцеватым во­ином и был казнен, так как Тамерлан понимал, что современни­ки-злопыхатели высмеют его, а стать посмешищем для других – трагедия для человека высокопоставленного. Другой – художник-реалист – нарисовал Тамерлана чрезвычайно схожим с мо­делью, детально отобразив натуру, и тоже был казнен. Хан, как и все мы, смертные, был все же лучшего мнения о своей внешности.

Подобная участь постигла всех других художников, сторонни­ков остальных течений изобразительного искусства, кроме пос­леднего – представителя соцреализма (чисто советское изобрете­ние, продолжающее процветать и в наше постсоветское время). Он изобразил Тамерлана в профиль со стороны здорового глаза и сидящим на коне, скрыв тем самым его колченогость. Браво!

Многочисленных поклонников таланта Михаэля, читателей книги, скорее всего покоробит мое сравнение Шумахера с Та­мерланом. Но, во-первых, общеизвестно выражение, что мемуа­ры – это всегда попытка автора переписать историю так, чтобы приукрасить свою роль в ней либо опровергнуть сложившиеся представления. Во-вторых, я на 100 процентов убежден, что Шумахер никогда не напишет собственноручные мемуары. За него это сделают, как и делали прежде, другие. Часть из этих «других» мемуаров, касающихся нежного возраста нашего героя, его первых и некоторых более поздних спортивных подвигов и неудач, будет использована в этой книге. Но поскольку «наем­ные» мемуаристы находятся чаще всего в жестких рамках соцре­ализма, как в истории с Тамерланом, я в отличие от них позволю себе в этой книге чуточку пофантазировать, поромантизировать, поабстрагировать, при этом не чураясь реализма. Перед вами, уважаемый читатель, попытка синтеза всех направлений «отобразительного» искусства – словесный портрет жизни безуслов­но замечательного спортсмена и незаурядного, очень неоднознач­ного человека, имя которого – Михаэль Шумахер.

Наше личное знакомство с Михаэлем Шумахером состоялось в Маньи-Куре в 1992 году. Российское телевидение тогда первый сезон транслировало Формулу-1. Конечно же, нам хотелось пред­ставить зрителям звезд королевских гонок. Естественно, Мэнселла, Сенну, Патрезе, Алези. И Шумахера. Мы с Алексеем Поповым должны были сделать с ними интервью. Вот как раз в Маньи-Куре такое интервью с Шумахером и состоялось. Уже дословно и не вспомню, о чем шла наша беседа на немецком. Наверное, я слиш­ком был сосредоточен на том, чтобы грамотно задать свои вопро­сы. Михаэль это, очевидно, заметил, но виду не подал. Был чрез­вычайно любезен и вежлив, крайне обаятелен. С лица не сходила жизнерадостная улыбка. «Солнечный мальчик» – именно тогда к нему приклеилось это прозвище. Мы при встречах продолжали вежливо раскланиваться, и так продолжалось, пока Шумахер не выиграл свой первый титул чемпиона мира. Затем он перестал отвечать улыбкой в ответ на приветствие, сегодня он с каменным лицом просто ледоколом пронзает паддок. Михаэль отучил меня и многих коллег-журналистов приветствовать его, поскольку наши приветствия он перестал замечать. Он корректен и холоден, но уже не всегда вежлив даже на пресс-конференциях, особенно когда выключаются телекамеры. Он терпелив в своих объяснениях после побед, но в основном только со своими земляками и иногда с итальянской прессой. Вынужденно терпелив – имидж именно в Германии и Италии прежде всего нужен Шумахеру-бизнесмену и «Феррари».

Хотя Михаэль, будем справедливы, еще способен на, казалось бы, искренние проявления радости и огорчения. Впрочем, как и на совсем «детские» проколы. В 1997 г. на «Нюрбургринге», объ­явленном на время проведения Гран-при Люксембурга экстерри­ториальным, в паддоке появился тогдашний канцлер ФРГ Гельмут Коль. Надо заметить, что это был первый и последний визит многолетнего главы Кабинета министров Германии на Формулу-1. Пикантности ситуации добавлял к тому же факт посещения Колем Гран-при Люксембурга, а не Гран-при Германии. Кан­цлер шел на выборы, ему нужны были голоса избирателей, лиш­нее появление перед телекамерами и прессой могло только укре­пить чуть понизившийся, по сравнению с другим кандидатом – Шредером – имидж Коля.

Канцлер (пока еще действующий) зашел поначалу в первый бокс. Также пока действующий чемпион мира Деймон Хилл тог­да выступал за команду «Эрроуз», видимо, искренне веря в воз­можность повторить подвиг Шумахера и возродиться вместе с командой-середнячком, как птица Феникс из пепла. Коротко по­общавшись со стоящими почти «во фрунт» Хиллом и его партне­ром Педро Пауло Диницем, канцлер направился во второй бокс, где его ожидали Жак Вильнев и Хайнц-Харальд Френтцен. Жак и земляк канцлера очень мило пообщались с руководителем Гер­манского правительства и на прощание почтительно пожали про­тянутую им высоким (в прямом и переносном смысле этого слова) гостем руку. Толпа журналистов, фотографов, телевизи­онщиков, сметая всех и вся на своем пути, ринулась в третий бокс – «Феррари». Все понимали, что именно сейчас произойдет то самое, ради чего и приехал на «Нюрбургринг» канцлер – встреча с Михаэлем Шумахером. Накануне в большинстве не­мецких газет, находящихся под контролем либо влиянием хрис­тианских демократов, чьим политическим лидером долгие годы являлся Коль, появилось интервью с Шумахером. Михаэль «при­знался», что симпатизирует Колю и считает, что нынешний канцлер является наиболее оптимальной, в качестве главы Германии, фигурой. Личная встреча на трассе должна была стать, по мысли имиджмейкеров Гельмута Коля, козырным тузом, выдернутым, что называется, «из рукава» прямо перед носом соперника.

Телекамеры RTL (одного из немецких телеканалов) уже на­целились на боксы «Феррари». По «гаражу» взъерошенным ко­лобком метался совершенно бледный и растерянный Жан Тодт, за которым, изо всех сил стремясь скрыть вылезающую против воли улыбку, наблюдал Эдди Эрвайн.

Тодт в панике искал Шумахера. Шумахера, который исчез из боксов, словно испарился. Гонцы, посланные в паддок, обшари­ли все закоулки моторхоумов «Феррари», все туалеты, расспраши­вали охрану, но тщетно. Михаэль словно сквозь землю провалился.

Канцлер внешне не дрогнул. Он общался с Тодтом и Эрвайном раза в три дольше, чем с предыдущими. Коль ждал Красного Барона.

Триумф не получился. Михаэль появился, когда канцлер уже прощался с Тодтом и Эрвайном. Положение стало и вовсе дву­смысленным. Остаться означало явно выказать свои тайные на­мерения, сразу попрощаться – все поймут, как канцлер обижен. Гельмут Коль, которого жизнь изрядно испытывала в самых раз­ных ситуациях, в том числе и когда его забрасывали тухлыми яйцами и гнилыми томатами, проклиная, очевидно, про себя «Шуми», внешне сердечно пожелал Михаэлю победы на «Нюрбургринге», а Шумахер, также слишком горячо и проникновен­но, пожелал канцлеру выиграть выборы.

В итоге – проиграли оба. Сначала Михаэль, которого выбил с трассы его слишком лихой младший братец, затем Коль. Боль­шее число избирателей предпочли, чтобы во главе их страны стоял другой человек. Фанаты Шумахера потом утверждали, что Гельмут Коль проиграл на выборах канцлера только потому, что страна была разочарована поражением Михаэля.

Но рискну предположить, что сильно возмужавший Шумахер тогда отрабатывал свою технологию предвыборной борьбы. Не удивлюсь, если когда-либо на одну из высших государственных должностей будет баллотироваться Herr Michael Schumacher. Удачливый спортсмен. Великий чемпион. Замечательный семья­нин. Богатый человек. Истинный ариец. Любимец партии и на­рода. Символ германской нации. Лицо, которое знакомо всему цивилизованному миру. А что еще нужно, скажите, чтобы быть избранным?